Много­частичные взаимо­действия

Спорить люблю с детства. В институт­ские годы даже трениро­вался (под руковод­ством основателя советской школы системо­логии Авенира Ивановича Уёмова) вести научный, нацеленный на выяснение истины спор. Понятно, что в моём блоге споры — в основном почти без моего вмешатель­ства — идут практи­чески непрерывно. Недавно в одном таком диспуте нежданно обнаружил: мысль, очевидная для меня ещё, кажется, до изучения общество­ведения в выпускном классе, не только неочевидна оппоненту, но и вызывает его резкое неприятие. Причём вопрос прямо касается хозяйст­венной жизни.

То и дело напоминаю себе и другим слова Аристо­теля: „Че‑ло‑век — обществен­ное животное”. Мы форми­руемся в обществе, воспиты­ваемся на всём накоплен­ном обществом (В. И. Ульянов, считая коммунизм высшей формой общества, а коммуни­стов — образцо­выми его членами, сказал: „Коммуни­стом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало челове­чество”), используем в работе созданное и придуман­ное (лозунг интеллекту­альной собствен­ности, требуя неукосни­тельной оплаты каждого подобия мысли, грозит вовсе парализо­вать доступ к придуман­ному) всем обществом. Но куда важнее хозяйст­венная сторона той же медали. Разделение труда повышает его производи­тельность. Поэтому каждый из нас, живя в обществе, делает (в том числе и для других) и получает (в том числе и от других) несравнимо больше, чем мог бы сделать и получить в одиночку. Общество — условие жизни каждого из нас.

Но что такое общество?

Модные ныне концепции неограни­ченной экономи­ческой (либертари­анство) и полити­ческой (либера­лизм) свободы рассмат­ривают общество просто как сумму личностей. Каждая личность может свободно, по взаимному согласию взаимо­действо­вать с другими. Результаты взаимо­действий столь же свободно, по взаимному же согласию делятся между личностями. Вроде бы всё просто, логично, удобно и взаимо­выгодно… До тех пор пока взаимо­действие ограничи­вается двумя личностями.

Даже в класси­ческом моно­гамном браке личностей очень редко остаётся две. Например, на взаимо­отношения супругов зачастую заметно влияют родня и знакомые. Но даже если забыть серии анекдотов „Зять и тёща” и „Муж вернулся из команди­ровки на день раньше”, цель брака — дети (в связи с чем гомо­сексуаль­ные связи не могут рассчи­тывать на те права, какие общество даёт браку именно ради упрощения задачи пополнения общества). А ребёнок не только воспиты­вается отцом и матерью, но ещё и наблюдает их взаимо­отношения и на основе этих взаимо­отношений сам учится будущему семейному поведению (людям, воспитан­ным в неполной семье или гомо­сексуаль­ной паре, заметно труднее в ходе построения собствен­ной семьи). Родители же не всегда сходятся во взглядах на воспитание ребёнка, что может породить конфликт.

Даже в элементар­ной ячейке общества невозможно ограни­читься только парными взаимо­дейст­виями: каждое из них самим фактом своего наличия влияет на все остальные.

Всякому знакомому с теорией систем понятно: целое больше суммы своих частей. На тепло­физи­ческом факультете мне довелось заниматься отличиями реальных веществ от идеального газа. В нём частицы движутся свободно, взаимо­действуя между собой только при столкно­вениях (как совместить нулевой размер частиц с ненулевой вероят­ностью соударения — вопрос скорее философ­ский, чем физический). Реальные же молекулы не только имеют конечные размеры (и зачастую несфери­ческую форму). Главное — они взаимо­действуют через электро­магнитные поля, простира­ющиеся неограни­ченно — хотя и стреми­тельно затухающие.

Эти поля, в свою очередь, создаются электро­нами, движу­щимися по законам квантовой механики (в первом приближе­нии можно свести это движение к орбитам, хотя и не всегда круговым). Поле, определя­ющее движение электрона, создают не только протоны в ядрах атомов (эта — стати­ческая — состав­ляющая суммар­ного поля всей молекулы экрани­руется электро­нами). В его образо­вании соучаст­вуют и другие электроны. Причём не только входящие в состав данной молекулы.

Правда, влияние дальних молекул в основном экрани­руется близ­лежа­щими. Но этих последних тоже достаточно много, чтобы суммарная картина поля была весьма сложна. В конечном счёте взаимо­действие каждой пары молекул зависит от многих десятков других. Даже расчёт взаимо­действия трёх частиц — задача далеко не тривиаль­ная. А уж много­частичные взаимо­действия в мои институт­ские годы — в начале 1970‑ых — выходили далеко за пределы возмож­ностей мощнейших из тогдашних компью­теров. Но и четыре десяти­летия спустя полно­ценному теорети­ческому исследо­ванию поддаются лишь конфигу­рации, ничтожно малые по сравнению с обычными практи­чески важными объёмами. Даже модные нынче нано­частицы приходится изучать в основном на опыте.

Межличност­ные взаимо­действия — тоже много­частичные. Каждая книга — даже откровенно подтасо­вочная, вроде текстов Алисы Зиновьевны Розенбаум (Айн Рэнд) или Владимира Резуна, каждый фильм — даже откровенно халтурный, вроде почти всего постсовет­ского кино, влияют на многие тысячи умов сразу — но в свою очередь эти тысячи своей реакцией, обсужде­ниями между собой влияют на автора (каждый следующий фильм Фёдора Бондарчука примитив­нее и манипуля­тивнее предыду­щего, ибо рассчитан на уже обрабо­танных предыдущим тошно­творчест­вом).

В деловой жизни много­частич­ность любого взаимо­действия ещё очевиднее. Даже продавец заведомо уникаль­ного товара не может надеяться на безудерж­ное накручи­вание цены по принципу „Всё равно ко мне придут”: другие могут предложить альтерна­тиву если не равно полезную, то по меньшей мере приемлемую для многих. А уж производи­тели типовых изделий — от дверных ручек до компью­теров — и подавно вынуждены учитывать не только интересы своих потреби­телей, но и любые действия других производи­телей.

Выходит, взаимо­действия — хоть в газе, хоть в хозяйстве — можно рассматри­вать как само­стоятель­ные сущности, несводимые к самим взаимо­действу­ющим молекулам или личностям. Причём несводимые не только в чисто техни­ческом смысле (как химические реакции не сводятся к квантово-механи­ческим расчётам просто вследствие непомерной сложности таких расчётов), но и вследствие взаимо­влияния самих взаимо­действий.

Увы, либерализм и либертари­анство почти не исследуют природу взаимо­действий. В этом они безнадёжно отстали от марксизма.

Скажем, трудовая теория стоимости, использо­ванная Марксом в качестве опоры и заметно развитая им, считает основой цено­образо­вания общест­венно обуслов­ленные — порождён­ные множеством независимо действу­ющих, но именно в силу этой формальной независи­мости создающих общие условия деятель­ности производи­телей — затраты труда. Либертари­анство же противо­поставляет ей, например, теорию предельной полезности, где каждая личность само­стоя­тельно оценивает, какую пользу может извлечь из приобрете­ния. Беда только в том, что польза, получаемая каждым потреби­телем, зачастую не поддаётся сравнению не только с пользой, получаемой производи­телем от продажи своего изделия, но даже с пользой, получаемой другими потреби­телями.

В резуль­тате, по моим наблюде­ниям, субъекти­вист­ские теории стоимости (вроде той же предельной полезности) верны пока и постольку, пока и поскольку пере­фрази­руют резуль­таты, ранее получен­ные в рамках трудовой теории стоимости, и безнадёжно путаются при любой попытке отойти от неё. Это и не удиви­тельно: субъекти­визм, лишённый внешних опор, неизбежно рушится.

Не помню, кто сказал: война слишком важна, чтобы поручать её военным. Система взаимо­отношений личностей слишком важна, чтобы поручать её личностям. Построение общества, поддержа­ние общества, управление обществом требуют обществен­ных инстру­ментов — от школы до единой системы управления всем мировым производ­ством (как я уже не раз отмечал, к 2020‑ому году она станет технически осущест­вима). Только тогда общество — единство меж­личност­ных взаимо­действий — сможет действо­вать в интересах каждой личности. Ведь (как отметил в 1844‑ом Маркс) свободное развитие каждого — условие свобод­ного развития всех.